В ДОМЕ ПОД ХАЙФОЙ

Предо мной пожелтевший от времени лист полевого блокнота;
со второй Мировой адресат не нашедшая весть:
мол, живой, мол, попал рядовым в полк резерва… в пехоту;
и для жизни военной здесь всё, что положено, есть.

Как с боями в замёрзшую землю вгрызались … — ни строчки, ни слова;
от волнений, наверно, хотелось родных поберечь;
понимал, что войну пережить не легко даже с собственным кровом…
Но не думал, что смоет железным потоком… в немецкую печь…

Что за слово «еврей» из домов, как скотину погонят в осеннюю слякоть,
что убьют по дороге одних, что другие замёрзнут потом;
слёз не хватит у женщин, чтоб в отчаянье горестно капать…
Удушающий газ – понадёжней затычек для ртов…

Он вернулся живой: «Повезло…», — говорил виновато солдаткам –
хмурым вдовам проклятой едва отгремевшей войны.
А они… накормить, обогреть, постирать и поставить заплатку, —
показать, что не видят совсем никакой за солдатом вины.

Он вернулся в местечко, а там… только трубы печные
заросли непролазной густой самосевной и сорной травой,
да истошно орущие дикие птицы ночные,
да собак одичавших голодный отчаянный вой.

Как и сколько лежал, словно в коме, один на родном пепелище…;
сирота из сирот – ни души, ни кола, ни двора…
как стучало в висках, что и он в этом мире разорванном лишний…
как добрался впотьмах до, не помня какого, утра…

Разве выразить буквой бессмысленность и безнадёгу…
Как теперь передать глубину пустоты на словах…
Только собственной болью познать можно боль, только Богу
всё известно о наших плохих и хороших делах…

Он очнулся от скрипа какой-то крестьянской повозки;
в ней «старушка» седая неполных семнадцати лет…
проезжала, закутав головку в платочек неброский.
Но солдат различил непонятный заботливый свет.

Предо мной пожелтевший от времени лист полевого блокнота;
Пожелтевшее фото убитых невинных детей.
Предо мною их брат по отцу; лоб в морщинах и капельки пота…,
дом под Хайфой, газета на русском

с мешком новостей.?

Семен Брагилевский, 2011