Операция «Игла»: до и после

Памяти Владимира  Хаймовича Шкловера

Восемьдесят шестой год. Ночь 26 апреля. Чернобыль.

Годы спустя он будет вспоминать: когда осознал весь ужас происшедшего, предвидя по опыту работы на оборонных предприятиях страшные последствия этого чудовищного события, в голове почему-то назойливо зазвучала старая песня: «… ровно в 4 часа Киев бомбили, нам объявили, что началася война».

Параллели были однозначные. Чернобыльская авария по мощи и последствиям вполне могла стать сродни той войне. Только еще страшнее и невыносимее своей дьявольской непостижимостью, невозможностью для человеческого мозга осознать роковую необратимость происшедшего.

Обошлось, можно сказать, «малой кровью». Но разве трагедию гибели в страшных муках даже нескольких десятков людей, болезни тех, кто получил дозу облучения, можно измерить сухой статистикой?

В любом случае после этой аварии мир уже не был прежним. Изменилась экология, изменилось сознание даже привыкшего, казалось бы, ко всему человеческого сообщества.

А тогда, в восемьдесят шестом, чтобы страшный сценарий ядерного Апокалипсиса не развился, не охватил фатально всю нашу маленькую Землю, на место аварии пришли люди: простые рабочие, солдаты, ученые, которые смогли предотвратить мировую катастрофу.

И среди них был Владимир Хаймович Шкловер.

Владимир Хаймович Шкловер

* * *

11 мая он с адъютантом маршала инженерных войск С.Х. Аганова поехал к Чернобыльской атомной станции на БМП. Остановились у разрушенного реактора. Несколько человек вылезли из БМП на броню. Шкловер поколебался, но по пояс высунулся из люка. Внутри машины неистово стрекотали дозиметрические приборы, уровень радиации зашкаливал!

Затем они подъехали к главному входу ЧАЭС и спустились в подвальное помещение, где находился еще не арестованный директор станции Виктор Петрович Брюханов.

Владимир Хаймович и адъютант сидели за столом по обе стороны от Брюханова. Вдруг к столу подошел молоденький лейтенант и сообщил, что они собрали «болванки» (как потом оказалось, это были ТВЭЛы — тепловыделяющие элементы ядерного реактора) и что, мол, им делать дальше?

Владимир Хаймович вспоминает в своей книге «Тридцать лет после Чернобыля. Подлинные события до, во время и после операции «Игла» на ЧАЭС в 1986 г.», что Брюханов разразился бранью, но тут же осекся, так как понял, что они «схватили»  смертельную дозу радиации и теперь уже ничего изменить нельзя.

Вот таким образом, пишет с горечью автор и очевидец, производилось захоронение ядерного топлива, которое было вне реактора или потом сбрасывалось к крыши машинного зала.

Но это, как говорится, еще полбеды. Главное в то время было — «обезвредить» взорвавшийся реактор, не дать разгореться «атомному пожару». А для этого нужно было прежде всего провести замер температуры и интенсивности радиационного излучения внутри реактора.

5 мая 1986 года вице-президент АН СССР, академик Евгений Павлович Велихов обратился руководителю тульского КБП, члену-корреспонденту АН СССР Аркадию Георгиевичу Шипунову с просьбой срочно спроектировать, изготовить и установить на завале 4-го разрушенного энергоблока ЧАЭС систему измерения температуры для определения ее значения внутри реактора.

Три дня спустя в КБП был издан приказ, согласно которому руководителем и исполнителем этих работ был назначен заместитель главного инженера Владимир Хаймович Шкловер.

12 мая прибывшие на ЧАЭС сотрудники тульского КБП во главе со Шкловером, в сотрудничестве с военными специалистами, приступили к решению поставленной задачи.

Обсуждение и споры, столкновение идей и мнений, круглосуточная работа без сна и отдыха. И вечером 16 мая система измерений была доставлена к зданию ЧАЭС. Однако постоянно меняющаяся обстановка требовала новых решений.

Наконец в качестве «прибора погружения» в кратер 4-го реактора был выбран 18-метровый измерительный зонд, начиненный различными датчиками. В кратчайший срок силами КБП были изготовлены два образца зонда — непосредственно измерительный и имитатор для испытаний.

Установка этого измерителя в развал аварийного блока получила название «Операция «Игла».

Была проведена генеральная проверка системы измерения, прошли тренировки экипажа вертолета по попаданию зонда в квадрат кратера размером два на два метра.

Погружение «иглы» в разрушенный реактор было назначено на утро 19  июня. В этот и на следующий день были получены и обработаны важнейшие температурные параметры. На высоте трех метров над реактором температура составляла 57°С, а на дне разрушенного реактора — на пятнадцати метрах ниже верхнего среза — 150-200°С.

«Когда в 9 часов утра 20 июня 1986 года я, как руководитель экспедиции и заместитель главного инженера КБП, изложил результаты измерения температуры внутри реактора, члены Правительственной комиссии облегченно вздохнули: исчезла многодневная опасность прожога дна реактора», — пишет в своей книге Владимир Хаймович.

Данные, полученные с помощью «иглы», явились тогда  важнейшей информацией,  позволившей выбрать принципиальные направления ликвидации последствий аварии, что позволило значительно сократить материальные затраты и сроки работ. И, возможно, — спасти сотни жизней. 

Система, подготовленная инженерами КБП во главе со Шкловером, работала исправно и надежно. 22 июня она была передана обслуживающему персоналу ЧАЭС.

22 июня… Роковая дата всколыхнула память, перенесла в далекий сорок первый…

* * *

— В июне 1941 года мне было 12 лет, я отдыхал в пионерском лагере в Ворзеле — это между Житомиром и Киевом , — вспоминал Владимир Хаймович. — До 30 числа мы не знали, что началась война, видели только, что все вожатые ходили понурые. В лагере была большая балюстрада, откуда мы любили смотреть на Ирпень — станцию, где находилось военное лётное училище. И в начале войны, как и  в мирное время, летали самолеты, только мы не догадывались, что они уже воюют.

Я пробыл в лагере до конца смены. Родители не приезжали ко мне, потому что пытались попасть на фронт. Мама была председателем профсоюза строителей Украины, а отец до недавнего времени — комиссаром танкового соединения. Они надеялись, что их возьмут  в армию. Однако отца в 1940 году освободили от воинской обязанности из-за слабого зрения, и теперь он, парторг музкомбината, организовывал эвакуацию предприятия.

В конце июня мама забрала меня из лагеря в Киев. Я ходил по улицам, с удивлением наблюдая, как изменился город: всюду были плакаты, призывы, портреты.

А 6 июля мы отправились в эвакуацию в Харьков: мама, я, мой пятилетний младший брат и несколько родственниц. Ехали целые сутки. А к сентябрю к Харькову подошли немецкие войска, и мы были эвакуированы на Урал, в Соликамск. Путь занял у нас полтора месяца. До конца войны мы оставались на Урале…

Воспоминания бередили душу, накладывались на то, что он  видел в сейчас в Чернобыле…

— Папа наш, — говорит дочь Владимира Хаймовича Наталия Владимировна, — отличался широтой души, интересом ко всему и всем. Откуда эти качества? Наверное, от его родного Киева и от семьи: такие щедрые на любовь люди, как наши бабушка и дедушка, — большая редкость. В этой семье привыкли не скрывать любовь и нежность, заботливость и волнение. Папе частенько приходилось отвечать и за себя, и за младшего брата, особенно в Соликамске, где они жили в эвакуации. Там он, 14-летний мальчишка, приобрел опыт выживания. Его отец был на фронте и ему, старшему в семье «мужчине», надо было помогать матери, думать, как прокормить семью, присматривать за братом. Ему пришлось делать всё наравне со взрослыми: пилить и колоть на зиму десятки кубометров дров и метрового диаметра бревна для котельной школы, работать летом в столярной мастерской, быть пионервожатым в лагере и комсоргом в школе. Тогда научился и картошку сажать, и по дому делать всё, что нужно, а самое главное — не бояться брать на себя ответственность. И как это пригодилось ему в его дальнейшей жизни!

* * *

— Семья Шкловер вернулась из эвакуации в мае 1945 года, — продолжает рассказ ее сестра Светлана Владимировна. — Папа окончил школу и сразу поступил в Киевский политехнический институт. Закончил обучение в вузе в декабре 1952 года и в январе 1953 года по распределению попал в Тулу, в ЦКБ-14, которое позже стало знаменитым КБП. В 1960 году стал начальником одного из конструкторских бюро, а 1962 -м — заместителем главного инженера КБП по испытаниям и начальником отделения 3. В этом качестве проработал вплоть до 1990 года. Трудился он всегда на совесть. За преданность делу, исключительную ответственность и неординарный ум, открытость и дружелюбие его любили и уважали и руководители, и простые рабочие и инженеры. А руководитель прославленного предприятия часто приговаривал, ссылаясь на авторитет Владимира Хаймовича: «Послушайте мудрого еврея». Он дважды лауреат Мосинской премии, награжден орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», Дружбы народов, медалями. Ему присвоено звание «Почетный изобретатель СССР», на его счету — более  сотни изобретений. Папа вышел на пенсию в декабре 2018 года в возрасте 89 лет — настолько он любил свою работу, свой коллектив.

— Вы знаете, — говорит Наталья Владимировна, — всё, что происходило в Чернобыле после аварии, было неожиданным, непривычным, непредсказуемым, поэтому ликвидаторы действовали в этих условиях неординарно, смело, решительно, часто не благодаря, а вопреки. Это требовало максимальной мобилизованности, напряжения ума, поистине сверхчеловеческих усилий.

Поскольку то, что произошло на ЧАЭС, стало непредвиденным происшествием, в первое время необходимые меры безопасности не соблюдались. В частности, группа туляков облетала на вертолете реактор — это было необходимо для определения места, куда именно опускать «иглу», — без всяких средств защиты. Естественно, все работавшие над устранением последствий аварии, «нахватались» радиации, что не могло не сказаться на здоровье ликвидаторов. У папы развились язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки, заболевания суставов (ревматоидный и травматический артроз),гипертония, сахарный диабет. В результате-инвалидность (2 группа). За участие в ликвидации аварии на ЧАЭС он получил Грамоту Правительства СССР…

* * *

Великому, талантливому человеку, как правило, удаётся всё и в обычной жизни. Небеса, как говорится, благоприятствуют.

Вот и у Владимира Хаймовича был счастливый брак с Маргаритой Петровной Кондратьевой — женщиной, которая ушла из жизни на 16 лет раньше него и которую он любил до конца своих дней. Она была для него и спутницей жизни, и другом, и мамой двух его замечательных дочерей — Светланы и Наталии. Как отмечают знавшие Шкловеров, это была по-настоящему дружная, любящая, открытая другим людям семья, где тон задавала Маргарита Петровна, а душой был Владимир Хаймович. И дочери, и внук Алексей, а затем и правнучка Влада выросли в атмосфере ответственности, благородства, широты интересов и в полной мере переняли семейный стиль, бережно сохраняя традиции рода.

Наталия Владимировна — заслуженный учитель РФ — уже много лет преподает русский язык и литературу в лицее № 2. Создала и 27 лет руководит необычной неформальной структурой при лицее – Школой любознательных. Дети и родители ценят увлеченность Наталии Владимировны своим делом, широкую культурную эрудицию, подлинную любовь к детям.

Светлана Владимировна — кандидат технических наук, в 40 лет резко изменила жизненную траекторию, получив два высших психологических образования. Создала и 17 лет руководила Центром психолого-педагогического и медико-социального сопровождения «Валеоцентр». Ныне Светлана Владимировна — председатель правления Ассоциации «Содействие», помогающей детям с особенностями развития. На одном из совещаний некоммерческих организаций она  познакомилась с руководителем ТОЕБЦ «Хасдэй Нэшама» Фаиной Перецовной Саневич.

С тех пор между ними установились добрые отношения. Светлана Владимировна консультировала Фаину Перецовну по вопросам детской психологии. А замечательный врач Григорий Анатольевич Саневич наблюдал за здоровьем Владимира Хаймовича.

Но годы и болезни взяли своё. Владимир Хаймович Шкловер покинул этот мир 29 июля2020 года. Ему было 90 лет.

… К сожалению, мы далеко не всегда можем по достоинству оценить сделанное нашими современниками. Сразу после аварии на ЧАЭС многое было засекречено, скрывалось и от советского народа, и от мира. А когда стало можно об этом говорить — видимо, ни вспоминать, ни говорить уже не хотелось…

Уверен, что время всё расставит по своим местам, что научный и человеческий подвиг Владимира Шкловера и тех, кто осуществлял с ним операцию «Игла», получит должную оценку, а память о нем сохранится навсегда.

Юрий Кириленко.

ТОЕБЦ «Хасдей Нэшама» выражает глубокую благодарность семье Шкловер за пожертвование на нужды Дома для пожилых людей.