Видно, впрямь истосковалась без него родная высь,
что на ушко прошептала: «Вознесенский? — вознесись!
Ты давно стал к Небу ближе, чем иные господа.
— Подождите! Что я — «рыжий»?
И она сказала: «Да!»
Не офсетно, а посмертно две семёрки — кочерги —
отпечаток без перчаток, без ошибок-опечаток —
все роздал, простил долги.
Помните, «слюною брызгал» лысый вождь всея страны,
обвиняя в формализме стих не знающий вины;
и размахивал руками и глядел, озлобленный, —
потому что Вознесенский — человек особенный.
Но не пулей на дуэли,
и не пулею в затылок, —
а в своей, читай, постели — просто старость наступила;
наступила, подступила незаметно с тыла —
это+ тело прогорело, высохло, остыло
Просто разные бывают времени приметы:
умирают, как умеют, люди и поэты.
И в цене должны подняться
гения творения
И читать — не начитаться.
Но+
возможны прения.
Только сколько зуд ни трите, знают божьи часики,
что теперь Андрей Андреич точно вышел в классики.
Семён Брагилевский, Тула, 2010